Д.Билялов: “Инклюзивное образование нужно по той же причине, по которой нам нужно само общество”

До назначения в КазНПУ имени Абая Дархан Билялов 10 лет занимал административные должности и преподавал в Назарбаев Университете, изучал различные аспекты отечественного и международного образования и участвовал в научных и других проектах. Мы поговорили с ректором Д.Н,Биляловым, почему инклюзивное образование – больше, чем включение в образовательный процесс людей с инвалидностью, а также о том, почему обычные педагоги должны иметь представление о том, как работать с детьми с разными образовательными потребностями.

Представьте, что перед Вами находится человек, который думает, что дети с особенностями должны учиться в одном месте, а обычные – отдельно от них в другом. Как бы Вы объяснили ему, зачем нужно инклюзивное образование?

– Когда мы с семьей жили в США, у сына в классе была девочка, которая практически не могла двигаться самостоятельно. Тем не менее она так же посещала школу, как и все дети, участвовала во всех мероприятиях. Если подходить с точки зрения эффективности, это большие финансовые затраты со стороны государства: каждое утро приезжал специализированный микроавтобус, ребенка в учебном заведении постоянно сопровождал тьютор – специально обученный человек. Но речь не о материальных затратах, а о моральной ответственности общества. Поэтому нельзя ставить вопрос: нужно ли нам инклюзивное образование. Мы же не спрашиваем, нужно ли нам общество вообще. Общество несёт ответственность за всех детей и обязуется дать равные возможности для всех.

– Я педагог по образованию, учился в Евразийском национальном университете много лет назад. Об инклюзивном образовании узнал году в 2003-2004 на последнем курсе, на семинаре, который был организован частным фондом. То есть в те годы в рамках педагогической программы нам никто не говорил об инклюзии. Эти вопросы не затрагивались. Но в 2016 году обеспечение инклюзии уже было заложено в государственную программу развития образования. Речь шла именно о людях с особыми физическими потребностями. То есть, изменения касались главным образом инфраструктуры: обеспечения физического доступа к учебным заведениям. Конечно, инклюзия – вопрос не только физических барьеров, но и социального, психологического характера. Это вопрос готовности общества к тому, чтобы все дети обучались вместе. Само понятие инклюзивного образования несколько ново для нас. Ситуация с инклюзией постепенно улучшается, но само понимание проблемы – что из себя представляет инклюзивное образование – несколько однобокое. Когда мы говорим об образовательной инклюзии, мы чаще всего представляем себе детей с особенностями физического, эмоционального или ментального развития.

Такой акцент делается не только у нас, но и во всем мире, говоря об инклюзии в первую очередь имеют в виду включение людей с инвалидностью. Но нужно говорить о широком спектре, куда попадают культурные и социальные аспекты. Например, дети иммигрантов или беженцев, дети с языковым барьером, дети из семей с низким социально-экономическим статусом точно так же нуждаются в инклюзивном подходе. Даже очень талантливым детям нужен особый подход, который позволил бы им эффективно обучаться с остальными. Инклюзивное образование – это вопрос  этического характера. На мой взгляд, инклюзивное образование не будет рентабельным, приносить значительные доходы. Инклюзивное образование – этическая ответственность государства, моральная ответственность общества за предоставление всем членам равных возможностей. Я сам видел, как это за рубежом организовано: как в одном классе могут находиться и нормотипичные, и особенные дети.

– Эксперты из сферы образования часто говорят о том, что инклюзивное образование важно не только для “особенных”, но и нормотипичных детей потому, что они обучаются эмпатии. Вы увидели это на примере собственных детей?

– Когда я был маленьким, мне доводилось спрашивать родителей, почему у вон того мальчика рука маленькая или почему человек не может ходить. А мои дети такого вопроса никогда не задавали. У нас есть близкий родственник, ребёнок с особенностями физического развития, и сын ни разу не задал вопрос, почему это так, а не иначе. Вот в чем, на мой взгляд, заключается польза инклюзивной культуры для детей. Дети, которые с детства видят разнообразие мира людей, не считают кого-то “не таким” или “особенным”. Они знают, что нормы не существуют, что все разные.

– Для нашей культуры характерно стремление к достижениям, хорошим отметкам, успеху. Но, на мой взгляд, нельзя брать лучших по успеваемости ребят и обучать отдельно, чтобы они все вместе друг друга тянули. Общество неоднородное, и система образования должна отображать его структуру, чтобы у детей было правильное осознание того, где они находятся, с кем живут и как взаимодействуют с миром. Чем больше разнообразия, тем выше возможность слышать разные точки зрения, видеть разных людей, изучать разные культуры. Чем шире взгляды у человека, тем он успешнее в жизни. В итоге благодаря этим широким взглядам рождается ответственность.

– Я не принадлежу к ультрарадикальным инклюзивистам, которые считают, что любой ребенок может обучаться в обычной школе. Важен разумный подход: в первую очередь удостовериться, что ребенок с особыми потребностями чувствует себя комфортно и развивается. Но отрицать то, что разнообразная среда важна для развития детей с особыми образовательными потребностями, невозможно. Вот небольшое отступление – в США в 60-х годах было исследование, почему афроамериканские школы отстают. Исследователи изучили квалификацию педагогов, материально-техническое обеспечение, ввели данные в определённую статистическую модель, и, оказалось, что очень многое зависит не от школы, а от внешкольных факторов – порядка от 60% академических достижений ребенка. Это был прорывной вывод: школа – важный социальный институт, но она не важнее семьи, общества, среды, в которой обитает ребёнок. Поэтому своими силами школа не может решить полностью эту проблему.

– Второе интересное открытие исследования – очень многое зависит именно от окружения сверстников. От одногруппников, одноклассников зависит успешность ребёнка. Известный советский педагог Выготский говорил о зоне ближайшего развития. Каждый человек находится на определении текущего уровня, но есть и зона ближайшего развития, уровень, который может достигнут при небольшой поддержке со стороны учителя. Я думаю, что зона ближайшего развития у особенных детей достигается именно в инклюзивном классе. Помещенный в такую среду ребенок стремится постигать знания вместе с остальными ребятами.

– Недавно фонд “Дара” открыл на базе КазНПУ инклюзивную лабораторию. Какие активности в ней проходят?

Мы провели на базе лаборатории несколько семинаров, например, профессор Зульфия Мовкебаева читала лекции на тему “Психологические приемы инклюзивного образования”, Дания Батырханова говорила об условиях включения детей с особыми образовательными потребностями в общеобразовательное пространство. Мы рассказывали о технологиях big Data в сфере образования, а также об инклюзивном дизайн-мышлении.

Мы позиционируем себя как вовлеченный университет, который служит обществу. Мы планируем сделать так, чтобы к нам могли приходить учителя, у которых есть вопросы о работе в инклюзивной образовательной среде. Двери университета и лаборатории будут открыты в соответствии с начальным дизайном, наши преподаватели всегда рады консультировать педагогов, которые все ещё сталкиваются с различными проблемами. О Dara я слышал и во время работы в Назарбаев университете, знаю, что фонд проводил исследования по ПМПК (психолого-медико-педагогическим комиссиям), и очень благодарен за те возможности, которые фонд открывает для наших студентов – будущих педагогов и методистов.

– Здорово, что у обычных педагогов будет доступ к инклюзивной лаборатории. Понятно, что существуют специальные педагоги, тьюторы, но в инклюзивном образовании они как будто не могут быть вот отдельным государством от обычных учителей. “Обычные” учителя ведь тоже должны знать, как обращаться с разными детьми, учитывать их особенности. Или в Казахстане специальная педагогика все же отделена от обычной?

– Исторически так сложилось, что КазНПУ имени Абая с 1976 года готовит специальных педагогов. Это большая история, огромный научный и человеческий потенциал, который дает мощную базу для дальнейшего развития. В вузе осуществляется подготовка по четырём направлениям: тифлопедагогика, сурдопедагогика, олигофренопедагогика и логопедагогика. То есть фактически мы “покрываем” все виды особенностей развития. Но вы правильно заметили: к нам пришло понятие инклюзивного образования. И это момент, когда становится понятно, что специальная педагогика и инклюзивное образование – на самом деле разные вещи. Мы, действительно, в большей степени готовим специалистов по спецпедагогике.

 – Выходит, эти специалисты обучаются работать только с одним видом особенностей?

– Именно так. Это идёт из традиций советской школы, где кстати когда-то использовался термин “дефектология”. Как-то мы проводили исследование по проекту “Дорожная карта развития образованно Казахстана” с профессором Кембриджского университета Дэвидом Бриджесом. Это был 2012 год. И, помню, как профессор возмущался, что у нас использовался термин “дефектология”, потому что он сам по себе дискриминирующий, оценивающий, изначально несёт в себе негативные коннотации. К счастью, у нас от этого термина отказались. Практикуется более современный, гуманный подход. Чтобы подготовить специалистов к работе в инклюзивной среде, в нашем университете есть обязательная дисциплина для всех студентов бакалавриата – инклюзивное образование.

– В инклюзивном классе детей с особыми потребностями сопровождают тьюторы. Как можно стать тьютором? Можно ли просто пройти какие-то курсы, не тратя 4 года на бакалавриат и потом работать в школе с детьми с особыми потребностями?

– Интересно, что вы задали этот вопрос. Недавно мы встречались с Салтанат Мурзалиновой-Яковлевой, она представляет Практический центр развития социальной реабилитации. У нас совместный проект – разработка теоретического курса для тьюторов. В стране, да и во всем мире, растет количество детей с расстройством аутистического спектра. И у нас недостаточно развиты условия, чтобы помогать им интегрироваться в социум. Педагоги КазНПУ имени Абая записали огромное количество лекций, в которых объясняется суть психолого-педагогического цикла в работе с детьми с РАС. Он будет доступен онлайн.

Теоретический курс записан, теперь центр будет проводить вебинары, практические занятия и организовывать практику для слушателей. Мы рассчитываем, что это будет полноценный курс, по результатам которого мы сможем выдавать сертификаты тьюторов. Услуги тьютора стоят от 140 000 до 400 000 тенге в месяц. Для человека это на самом деле хорошая работа, не только с экономической точки зрения – это работа, которая приносит моральное удовлетворение, потому что ты помогаешь другим людям.

Интервью Дархана Билялова 

автору телеграм-канала фонда «Дара» Майе Акишевой